Переезд


«Три переезда равносильны пожару» – утверждают немцы. Возможно, они правы. А если человек переезжал, к примеру, пять или более раз, сменив одну за другой четыре страны? При этом не просто перемещался в пространстве, как это делают птицы или насекомые, а коренным образом менял свою жизнь. Дело в том, что жить ему приходилось в совершенно разных по сути, форме и типу политических, социальных и экономических формациях: СССР (Союзе Советских Социалистических Республик), Российской Федерации, Германской Федеративной Республике и Швейцарской конфедерации.

Положим, три переезда, включая перемещение из страны в страну, равнозначны землетрясению, а пять или семь – еще и последующему за ним цунами с наводнением.

Последняя или, как выражаются парашютисты, крайняя волна выкинула меня на берег благословенной Швейцарии. Согласно народной молве, в стране вкуснейшего сыра и шоколада, сказочных гор и чистейших озер живут цюрихские гномы, поглядывающие время от времени на знаменитые во всем мире швейцарские часы. Рядом мирно пасутся на живописных лугах приветливо улыбающиеся от избытка приятных чувств коровы.

Я прокатился на этой волне, длинной в триста километров в один конец, несколько раз, поскольку переезд из Мюнхена был сложным, многосерийным и дорогостоящим. Волна растворилась пузырьками и пеной у подножья одной из многочисленных гор, растущих непосредственно в Цюрихе и ближайших к нему окрестностях.

Поехать в горы здесь означает путешествие по Альпам, невыносимо красивым вершинам, протянувшимся по многим кантонам (так в стране называют административные единицы конфедерации). Альпы – предмет гордости и любви сразу нескольких народов: итальянцев, французов, австрийцев, баварских немцев и, конечно, швейцарцев.

Пойти-пройтись, в свою очередь, значило для меня выйти из дверей дома, чтобы через сотню шагов оказаться в лесу, покрывшему разнообразной шелестящей зеленью придворную гору.

В 2012 году Цюрих был признан наиболее дорогостоящим для проживания городом планеты, но отнюдь не это делает его столь привлекательным, по крайней мере, для меня. Цюрих поразительно веротерпим. Здесь мирно сосуществуют католики, протестанты, православные, иудеи и мусульмане. Впрочем, это не всегда было так. Цюрих построен на месте римской таможни и крепости Турикум (Turicum). Отсюда и название. В 302/303 годах от Рождества Христова, Максимиан (Maximian), правящий Римом по совместительству с Императором Диоклетианом, начал полномасштабные преследования ранних христиан, доселе относительно мирно сосуществовавших с политеистами, составляющими большинство населения Рима.

Согласно легенде, двое легионеров и сопровождавший их слуга Экзюперантий из Фиваидского легиона (Legio Thebaica), не оставившего, впрочем, никаких иных, помимо устных преданий, вещественных доказательств и следов своего существования, оказались неподалеку от крепости Турикум. Волею судьбы, троица избегла печальной участи своих собратьев по оружию – Агаунских мучеников. Принадлежали ли они к религиозной общине еремитов – неясно, но анахоретеми-отшельниками, живущими в палатках-шатрах вдали от городов, по всей видимости, были. Схваченные некоторое время спустя вместе со своим попутчиком и казненные путем усекновения главы, Феликс и Регула (Felix & Regula)* стали святыми-покровителями Цюриха. На месте казни, островке, омываемом, словно слезами, водами Лимата, стоит поныне Церковь-на-воде или Водная церковь (Wasserkirche).

Воды в Швейцарии много в форме красивейших горных озер, крупнейшего резервуара пресной воды Европы – Боденского озера (Bodensee) и многочисленных рек. Мало кто знает, что в Швейцарии сохранился со времен раннего средневековья необычный промысел – ловля бревен. В реке Лимат, по причине ее близости к мегаполису, бревен водится немного, зато в Рейне, чьи истоки находятся в Швейцарии, после дождей по воде проплывает немало деревьев, смытых со склонов во время непогоды. Ловцы бревен, вооружившись крепкой веревкой с якорем-кошкой, выуживают стволы из воды, приторачивают к берегу, маркируют и впоследствии транспортируют их домой на тракторе или грузовике. Их добыча – древесина, используемая ими для строительства и отопления, а излишки неплохо продаются.

К слову, Рейнский водопад – симфония бурлящих потоков, пугающей силой и шумом, низвергаемый с немалой высоты в кипящую чашу реки, таит в себе скрытые от вооруженных фотокамерами туристических глаз удивительные кулисы. Его непарадная, задняя сторона представляет собой настоящие джунгли, практически непроходимые и нетронутые цивилизацией.

Швейцарцы любят свою страну. Это проявляется буквально во всем: в отношении к природе, в частности. Мало где в Европе сохранилось столько форм флоры и фауны. Трогательная надпись «Пожалуйста, не запускайте золотых рыбок в водоем – они пожирают естественных его обитателей» – лишнее тому подтверждение. Близость к природе и постоянное ее присутствие в социо-культурной среде сформировали особую психологическую ситуацию: швейцарцы много и охотно путешествуют по своей стране, они в массе своей в хорошей спортивной форме, приветливы и доброжелательны. Люди стремятся к гармонии с окружающим миром, природой, к отсутствию конфликтов и достижению компромиссов. Они умеют договариваться. Может, поэтому вот уже несколько столетий здесь царит мир.

Любовь к гармонии подразумевает и тягу к искусству. Количество музеев и частных коллекций впечатляет даже привыкших к обилию культурных артефактов европейцев. Цюрихский Кунстхаус, (Kunsthaus Zürich), что в переводе означает Дом Искусства, открыт для публики с 1910 года. Значительно позже, справа от главного входа, похожего на греческий храм музея, установили другие ворота, а именно, Врата Ада Огюста Родена. Над ними мастер трудился тридцать семь лет, так и не завершил до своей кончины, но разве можно завершить картину ада в принципе? Скорбный Бог-мыслитель, разочаровавшийся в плодах творения рук своих. Огонь, застывший в металле: всепожирающий, поглощающий тщетно пытающихся избежать жуткой участи фигуры людей… Три тени – контрапункт трем грациям – венчают печальные врата. За ними – глухая стена из мощных каменных блоков, словно препятствующая проникновению страждущих фигур в здание работы Карла Мозера (Karl Moser) – чудесный мир в стиле модерн, именуемый в немецкоязычной среде Jugendstil. Залы залиты мягким рассеянным светом, струящимся в помещения музея сквозь стеклянные потолки. Наполненные жизнью света и цвета полотна на стенах создают трудно передаваемую словами гармонию.

Здесь открываешь для себя великолепных швейцарских художников: Фердинанда Хоглера (Fedinand Hogler) – первого местного модерниста и символиста, Генриха Фюсли (Johann Heinrich Füssli), он же Henry Fusely, Арнольда Бёклина (Arnold Böcklin), Джованни Сегантини (Giovanni Segantini) и других. Пройдя несколько залов, оказываешься в легком, воздушном мире французского импрессионизма XIX века, поражающим обилием работ великих мастеров. А рядом – наиболее полно представленное собрание пластики гениального Джакометти (Alberto Giacometti).

Выставка Пабло Пикассо, наиболее полная из когда-либо показанных публике, внесла завершающий штрих в культурное полотно моего знакомства со страной.

В Швейцарии буквально на каждом шагу встречаешь разнообразные и большей частью прекрасно сохранившиеся предметы материальной культуры различных периодов истории: от Рима и средневековья до наших дней. Объяснение лежит на поверхности: в то время, когда другие народы уничтожали один другого в бесконечных войнах, швейцарцы создавали, преумножали, строили и реставрировали, собирали, инвестировали…

Лишь однажды на Цюрих упали бомбы во время второй мировой войны. Авиация союзников, намеревавшаяся нанести удары по целям на территории III Рейха, по ошибке сбросила свой смертоносный груз на Цюрих. Причиной явились, по всей видимости, навигационные ошибки и отсутствие светомаскировки. Бомбили также Базель и Шафхаузен, но в обоих случаях ситуация осложнялась одним обстоятельством. Согласно заключенному еще в середине XIX века соглашению между Швейцарской Конфедерацией и Великим Княжеством Баден, а впоследствии и с Королевством Вюртемберг, в части территории Швейцарии были проложены железные дороги, не являющиеся ее собственностью. Во время второй мировой войны обе железнодорожные линии были составной частью Германской Имперской Железной Дороги (Deutsche Reichsbahn). Именно их и бомбили американские ВВС.

Я вдруг подумал, что переехал из страны, которая подверглась ужасающим разрушениям во времена смут, оккупаций, кровавой гражданской и двух мировых войн, в страну-инициатора обеих последних. Причем, обе воевали одна против другой и в первом и во втором случае. Именно этим обстоятельством объясняются лакуны в архитектуре многих городов Германии и стран бывшего СССР.

И вот, наконец, я оказался в стране, которая, в силу совокупности причин, стала своего рода островом благоденствия посреди хаоса, войн и разрушений. Я, ведомый судьбой, попал в страну с высочайшим уровнем культуры, технологий, медицины и образования. Помимо всего прочего, Швейцария – еще и остров истинной демократии и свободы.

«Дорого здесь все» – пожаловался я в сердцах примерно моих лет австрийцу, встретившемуся мне на перекрестке границ. Австриец посмотрел на меня и улыбнулся. «За свободу надо платить» – ответил он.

* В другой интерпретации, святые Феликс и Регула – брат и сестра.

Цюрих, 2010 – 2012

Узник Кастильончелло

Закрываю глаза и в полудреме, по призрачной тропинке, проложенной провидением между реальностью и сном, еду в Кастильончелло, что в тосканской провинции Ливорно, уютно раскинувшейся на берегу Тирренского моря.

Италия вообще и Тоскана с частности – кладезь артефактов культуры прошлых веков, начиная с древних, локальных протоцивилизаций, прекративших свое существование с пришествием в ареалы их обитания могущественных этрусков. В VI веке до нашей эры этруски, благодаря развитию земледелия и горного дела, а также ремесел и, что чрезвычайно важно, искусства, превратились в ведущую державу тогдашнего мира. К III веку этрусская культура сливается с римской, становясь ее составной частью. Отныне, на много столетий вперед и вплоть до сегодняшнего дня, Рим определяет судьбу Ойкумены. До древнего Рима добраться было непросто из мира варварского, но быстро и удобно из цивилизованного. Дороги, построенные римлянами, существуют по сию пору, не все, конечно, но многие. Недавно я стоял на римской дороге в кантоне Цуг, по которой всего столетие с небольшим тому назад, совсем небогатые в ту пору швейцарцы везли продукцию сельского производства в процветающий Милан.

Можно проснуться наяву, услышав из разбудившего вас радиобудильника «веселые» утренние новости, а можно проснуться в сновидении, вернувшись сквозь толщу времени и повседневных забот в места, где тебе было хорошо.

Я родился и вырос на, а точнее, в курорте, поскольку, если вдуматься, родиться можно лишь в определенном месте, поэтому курортные города мне знакомы с раннего детства. Попадались милые кемпинги в тени вековых пиний и небольшие пансионы, симпатичные отели.
Видел я и раздувшиеся до неимоверных размеров конгломераты-муравейники, построенные для конвейерного обслуживания неведающих о своей бройлерной судьбе туристов: сборы-стрес-отстойник-перелет-загрузка в отель, обжорка-прожарка, пара-тройка обязательных достопримечательностей и улет, в смысле, отлет домой – в такой же муравейник. Типа, отдохнули…

Чтобы попасть в такое, надо действительно проснуться, войти в сеть, подать в ней сигнал «хочу», подтвердить его мгновенным денежным переводом и, как говорит один мой друг: «Пожалуйте бриться».

Кастильончелло о другом: о живописи, изысканных выставках и концертах для немногих понимающих, проводимых в замке Кастелло Пасквини, принадлежащим некогда барону Фаусто Ладзаро Патроне. Именно слово замок – Castillo – в названии города. Здесь, в 1861 году поселился художник флорентийского направления живописи – маккьяйоли – объединившего живописцев волны антиакадемического, демократического протеста, лаконично, яркими сочными красками передающих быт, природу и лица людей столь любимой ими родины.

Итальянский неореализм, тонкий и чувственный, обнажающе правдивый в своем наивном видении мира и послевоенной Италии, оставил в Кастильончелло свои вполне земные следы: Лукино Висконти и Франко Дзеффирелли, Витторио Гассмана и Марчелло Мастрояни. Здесь в «Паломниках любви» снялась очаровательная София Лорен. Вилла «Коркос», до 1997 года принадлежавшая Альберто Сорди, построенная все тем же меценатом бароном Патроне – чудо архитектурного лаконизма и неброского шарма совершенных форм.

Спускаясь по ступеням довольно крутой каменной лестницы в вылизанную неумолимым морем в камне скалистой, местами почти отвесной береговой линии бухту, вдруг понимаешь: как огромно море, какова его истинная сила. Зимой, в период штормов, весь пляжный скарб: зонтики, лежаки-шезлонги запирают в ниши-склады, устроенные таким образом, чтобы громадные волны, напрочь смывающие пляжный песок, не смогли разбить прочных деревянных ворот-щитов.

«Справа Горгона, а там дальше – Корсика, совсем маленький, это потому, что очень далеко, а так – он огромный, но не больше, чем наша Сардиния, он французский, а вот там, далеко – Эльба, на нем был Наполеон, за ним Монтекристо, скала, ничего особенного и отсюда не видно»,- объяснил мне географию заодно с всемирной историей служитель пляжа, одолживший огромный морской бинокль.

«Mangiare!» – грозно прозвучало неподалеку – «Кушать!» „Lucca, Giacomo! Andiamo! Mangiare!!!“

Пара пухлых шалунов выскочила, словно два чертенка, из-за рельефного папиного живота. За ними, аккуратно ставя в горячий песок свои преступно красивые ноги, в трех ладонях от меня прошла мадонна, унося на себе следы моего долгого взгляда.

Рыбный ресторанчик, приютившийся в скале у пляжа, соблазнял ненавязчивым позвякиванием приборов и богатым выбором даров Тирренского моря. Приличные местные вина идеально к ним подходили.

Мы прибыли на двух машинах из Германии, ехали практически без остановок. Вспомнилось, что на итальянских трассах вполне банальное понятие «полиция», точнее, «дорожная полиция» в итальянском варианте для уха русскоязычной публики звучит довольно забавно – „Polizia stradale“. Впрочем, не так уж от нее и страдали «беспечные ездоки», а вот карабинеров злостным нарушителям скоростного режима действительно стоит опасаться. Это серьезные, малоразговорчивые ребята – догонят, мало не покажется.

Привыкнуть на дорогах внутри городов следует и к водителям мопедов. Они способны протиснуться в щели между стоящими на светофоре машинами, как угорь сквозь неплотно сжатую ладонь. В Италии почти во всех местах можно, конечно, ездить на автомобиле, но кое-где лучше этого не делать – Кастильончелло среди таковых. Впрочем, по городку приятно ходить пешком или, если вы владеете велосипедом на уровне продвинутого юзера, передвигаться на двух колесах. Есть города, где велосипедистам хорошо: Мюнхен, к примеру, а есть, где плохо – Москва. Что можно и нужно делать, так это исследовать ближайшие окрестности. В Италии, в какой-нибудь сонной деревушке стоит церковь, способная соперничать с миланскими или римскими соборами. Это поначалу немного ошарашивает, потом понимаешь – работает принцип «лучшее – Богу!»

«Только не Проди, только не социалисты! Они все развалят, они не могут иначе!» – воскликнул Фабрицио – владелец милейшего пансиона, приютивший нас. Я не стал спорить, тем более что в Германии на собственной шкуре убедился в правдивости его слов. Прав был профессор Преображенский, прав и Фабрицио. Социалисты способны лишь «взять и поделить».

Мы гуляли по Кастильончелло, проходя мимо башни Торре Медичеа, напоминающей грозными очертаниями шахматного ферзя, построенной с 1540-го по 1570 год и служившей наблюдательной вышкой – самой южной на всем побережье провинции Ливорно. Мы спускались к морю, где расположились яхт-клубы и волны, разбиваясь на миллионы брызг о каменистый берег, накрывали зазевавшихся рыбаков со спиннингами.

Спрятаться от жгучего взгляда солнца можно было за стенами археологического музея с постоянной экспозицией, посвященной эпохе этрусков.

Мы бродили по улочкам города, и церковь Сант Андреа напоминала нам колокольным боем о времени.

Мы обедали в ресторанчиках, соблазняющих всем своим видом случайного прохожего. Итальянцы любят поесть и знают толк в этом деле.

Сочетание запаха сосен и аромата моря можно сравнить, пожалуй, с первым глотком хорошего вина, когда энергия солнца, заключенная в нем, становится частью тебя.

Если хотелось возвышенного и вечного, мы посещали Виллу Челестина постройки начала ХХ века, где находится университетский центр, исследующий морские экосистемы. Заняться этим можно и самому, с аквалангом, благо Кастильончелло – рай для дайверов, но я, чего греха таить, не рискнул.

Тривиально писать о том, как скоротечно время. Есть города, из которых не хочется уезжать. Есть и такие, которые постоянно притягивают к себе некой странной силой, словно тропа, проложенная для пешеходов на горе Монте Пелато, высочайшей вершине Кастильончелло, спустилась струящейся с кручи змейкой в твою душу и бередит ее до сих пор.

Городок называют «жемчужиной Тирренского моря». Не одна ли это из тех жемчужин, которые уронила в воду пенорожденная Венера? Некоторые стали семью островами Тирренского моря, но самая красивая наверняка превратилась в Кастильончелло.

До свидания, Кастильончелло! Я непременно вернусь к тебе – во сне или наяву!

Мюнхен, Июль 2014

Ранний Саркози, поздний Каддафи, «близнецы-братья» или «полковнику никто не пишет»

Муаммар Каддафи — не совсем человек. То есть, конечно, он состоит, как и все мы, из костей, тканей, внутренних органов и прочей биологии, но все-таки, он не совсем такой, как мы. Муаммар — особенный, уникум, он — cloaca maxima современного терроризма, хамелеон 2-х столетий, мастер власти первого класса, основатель государства нового типа — Народной Ливийской Арабской Джамахирии, а также полковник, писатель, палач, мразь.

Он не только активно участвовал практически во всех внутренних африканских конфликтах, «помогая материально», идеологически и оружием, но и занимался прямыми интервенциями, к примеру, послал войска в Республику Чад. Их, правда, разбили в 87, но кто считает потери… Иди Амина тоже не забыл. Помог пушечным мясом угандийскому брату-акробату — одному из мерзейших диктаторов за всю историю планеты…

Поскольку оказание помощи одним африканским режимам и борьбы с другими для осуществления окаддафливания всей северной Африки и не только ее, полковнику казалось явно недостаточным, активную поддержку Каддафи осуществлял и непосредственно террористическим организациям по всему миру, от Абу Нидаля и прочих палестинцев: ООП, ФАТХу и иже с ними, еще одному брату, на сей раз, никарагуанскому — Даниэлю Ортеге и (без Гассета), до остальной шелупони как то: дикарям-туарегам, баскским террористам и другим бомбистам-анархистам, короче, «всякой сволочи».

Примечателен и его почти зоологический антисемитизм. В этом они с Насером, у которого, как известно, висел в кабинете большой портрет Гитлера — «близнецы-братья».

Рональд Рейган, зная, с каким негодяем имеет дело, назвал его «the mad dog of the Middle East», после взрыва 5 Апреля 86 в дискотеке La Belle в Берлине.

Американцы разнесли в клочья его резиденцию и еще несколько объектов спустя 10 дней после взрыва в дискотеке. Почти как всегда — цель выжила, дети погибли…

Переломным моментом для Запада стал сбитый над Локкерби боинг, что в Шотландии, спецслужбой джамахерийного режима. 270 человек — гражданских лиц: тех самых женщин-стариков-и-детей, плюс — мужчин, целые семьи.

Каддафи «перешел Рубикон». После Локкерби он потерял право быть причисленным к роду людей. Как в свое время Адольф или как Пол Пот.

Друг Советского Союза, враг Запада, ненавистник Израиля, брат всем диктаторам и террористам, построивший вертикаль власти, обладающим стратегическим ресурсом — нефтью, со своим особым первобытнообщинным социализмом, суверенной автократией и больной головой, Каддафи действительно создал некую альтернативу не только Западу, с его полуразложившимися либеральными ценностями, политкорректностью, бюрократией и продажностью, но и «социалистическому варианту» в советском исполнении, доказавшему свою жизненную несостоятельность.

Муаммар — человек эксцентричный, поскольку богатый. Бедных в этом случае именуют сумасшедшими. Может и политзеков помиловать и попиарить на славу — помочь подрастающему поколению Джамахерии деньгами: население страны — шесть с небольшим миллионов — почему бы и не помочь, может и джипы в страну завести «для народу», заодно и зеленую книжку вручить — пусть читают. Может и Западу пообещать «завязать» с террором. А что Западу еще надо: нефть течет, оружие продается, хоть и «сукин сын, но наш», «кто-де старое помянет». Вот Запад и встал в третью позицию — «Нефть-Сахара, прогнувшись».

Не рассчитал одного полковник — темперамента Саркози. Не надо было ему французов оскорблять — трусами называть, издеваться, что, дескать, всегда били «лягушатников» и «бить будем». Французы народ гордый — Саркози решил «вломить» полковнику, «чтобы за базар ответил» и не зарывался. И вломит — это дело принципа, да и забыть хочет Николя, как с монстром ручкался.

Остальное разворачивается на наших глазах. Нет в Ливии никакой демократии и не будет в ближайшие 30 лет — неоткуда ей взяться. Нельзя из палки-копалки микрочип соорудить: как жили ливийцы в первобытном трайболистском дерьме, но с «бабками», так и будут жить. Возможно, теперь без…

30 с небольшим лет я наблюдаю всю эту комедию и прихожу к печальному выводу. Миром правит алчность и похоть, а покуда это так — будут страдать холопы в тюрбанах, папахах, тюбетейках, фесках, панамках и прочих чепцах, а человекообразные в вышеперечисленных головных уборах, равно как и без, дорвавшиеся до распределения ресурсов стран, таковыми обладающих, будут жировать. До поры, впрочем…

Вместо того, чтобы растить диктаторов, кормя их деньгами и оружием, надо рвать зависимость от чужих ресурсов, перестать жить в долг, расстаться с идиотским принципом «промышленный рост — это парадигма развития человечества». Такое заблуждение завело не первую цивилизацию в тупик.

P.S. «Полковнику никто не пишет» и руки уже никто не подаст. Даже за нефть. Не смогут теперь. Каддафи обречен. Вышел в тираж — отджамахирился.

06.06.2011

©murmann-ge.org  ©Georg Murmann

  ©Georg Murmann   ©murmann-ge.org   ©redaktionsbuero.murmann-ge.org